Легкий шерох бирюзового покрывала коснулся сознания Анны, она медленно повернулась на спину и, вытянув ноги, сладко зевнула. Цепляться за ускользающие нити сноведений более не было смысла, ветерок с улицы, сопровождаемый тонкими лучами утреннего солнца, проник в комнату графини, окончательно пробудив её. Женщина скинула одеяло на пол и растянулась на постели, расправив на подушке темные кудри. Рука дотянулась до колокольчика, и негромкий, но требовательный голос Анны настойчиво позвал:
- Лукерья, поди сюда!
Лукерья была единственной русской из всей прислуги графини, Анна уговорила в свое время покойную матушку взять её с собою из России, в детстве Луша нянчилась с будущей графиней, и та не смогла бросить её на далекой земле. Теперь Лукерья была уже пожилой женщиной, 65 лет, она быстро освоилась в здешних порядках и была одной из немногих, кто мог всегда рассчитывать на благосклонность переменчивой графини.
Дверь тихонько отворилась, и Анна услышала тихий голос Лукерьи, прошелестевший утреннее приветствие, но первым в комнате появился крупный серый пес, волкодав, в бардовом кожанном ошейнике. Пес шумно пробежал к постели графини и с радостью поддался её привычным ласкам. Анна потрепала его за ухом и погладила по холке, прижимая к ногам.
- Ай ты хороший, Верный, хороший... - светлая улыбка озарила заспанное лицо женщины, делая его еще моложе и привлекательнее. - Луша, ну чего ты опять мешкаешь? - обратилась она к старушке. - Вечно тебя не дозовешься...
Лукерья крехтя закрыла дверь и заперла на ключ и, охая, принялась объяснять графине, что сила в ней уж не та, что скорость в летах затерялась, что ей за Анной, такой молодой, не угнаться... Графиня улыбнулась снова: она слышала все это каждое утро и, хоть молчала о том, но была очень привязана к Луше и её таким родным, русским привычкам.
Анна встала с постели и, усадив Верного в угол, с помощью няньки умылась, потом надела длинный халат, расшитый алыми цветами, и принялась перед зеркалом расчесывать свои густые, каштановые кудри.
- Завтрак мне в спальню принеси, Луша, - попросила она. - Не пойду я вниз, настроения нет... А что дети? Завтракали уже?
Она внимательно посмотрела на няньку, но та лишь развела руками, сказав, что детей сегодня не видела. Графиня тяжело вздохнула, снова оборачиваясь к зеркалу.
Она любила своих детей, хотя прекрасно понимала, что они этой любви никогда не видели ни от неё, ни от отца. Хотя она и выкармливала каждого из них сама, невзирая на скандалы с мужем, с определенного возраста дети становились некой рутиной, о которой ветренной графине очень хотелось забыть поскорее... Дочка с самого детства была очень привязана к ней, но Анна, должно быть, не уделяла ей должного внимания. Сыновья больше тяготели к отцу, но и они теперь очень волновали графиню, казалось, ей следовало давать им больше материнской заботы. Но больше всего она жалела и переживала за младшего, своего пасынка, которого сперва она принимать не хотела, но вскоре прониклась к нему и полюбила не меньше, чем собственных детей. Сейчас что-то сильно переменилось. Только теперь, с возрастом, стала она понимать, как дороги ей её дети и как им, в сущности, не повезло родиться в этой семье, от союза двух чуждых друг другу людей, знала, что рано или поздно встанет вопрос о разделе наследства, а тут уж, как известно, варианты развития событий все схожи...
- Поди вон, Луша, - попросила Анна. - Если кто станет спрашивать, скажи - почиваю, а сама потихоньку сообщи мне, кто приходил. Иди...
Луша крехтя вышла, прикрыв дверь. Только Верный остался безмолвно наблюдать за грустью любимой своей госпожи.

Отредактировано АннадельКастаньо (2007-06-21 01:29:43)